/// about you
Под аккомпанемент глухого молчания Генри Солсбери смакует сигару и дарит дочери надменный взгляд. Вирджиния слабо улыбается, едва собравшись с духом, но тут же осекается и растекается по кожаному креслу всеми фибрами души. Когда он смотрит на неё вот так, она буквально цепенеет в своем коконе, туго стянутая эмоциями, происхождению которых пока не находит объяснения. На сегодня её решимость исчерпана, а Генри продолжает курить, не понимая, как быть с этим существом, которое глядит на него то так преданно, то ненавистно. У него ведь удалось всё - карьера, влияние, собственное достоинство. Всё кроме личной жизни, в которой он потерпел трогательное фиаско и теперь должен пожинать ядовитые плоды. Его жена, любимая, преданная, единственная во всем мире женщина, которую он уважал, лежит в могиле уже как 10 лет, а у него осталось только сомнительное напоминание о её нетленной любви - Вирджиния в кресле нервно теребит юбочку. Несносная бестия. Его трогательная малышка. Маленькое исчадие ада. Кем им быть дальше?
Через 20 минут на листах персикового цвета Джи выведет свое аккуратное признание в дневнике - "Я боюсь своего отца". Лежа на кровати, попытается вспомнить, поднимал ли он на неё руку - вряд ли. Никакого стыда, ведь это не унизительно - быть слабой заранее. А вокруг Генри слабы почему-то все - то ли дело в его холодном взгляде, то ли в ужасающих слухах разной степени достоверности. Она сообщит ему о своем откровении за завтраком, пока горничная будет тренироваться в челночном беге от кухни до столовой под строгим взором хозяина. Он ласково посмотрит на свою крошку Джинни, свернув газету, доброжелательно улыбнется, а она доест дурацкий сэндвич с тунцом и мягко протянет - "Папочка, я боюсь тебя". Достаточно болезненное, но достойное подношение для него, для него одного. Что им с этим делать?
Потом она аккуратно спросит, куда он отправится в этот раз - Камбоджа, Иран, Словения? Он везде и всегда - Вирджиния думает, что каждый из них, там, в далекой точке этой холодной планеты, хочет заполучить его внимание, оторвать себе кусок посочнее. Она тоже хочет, только жаль, что она не в Камбодже, Иране или Словении. Ей приходится обходиться тем, что есть - бессмысленной тоской по умершей матери, терпким презрением к мачехе и свитой безмолвных слуг, которые заботливый Генри оставляет в подарок для Джи. Сомнительные сувениры он привозит из каждой покоренной страны - так однажды после его месячного отъезда во Францию в их доме заводится эта шлюха-Шанель, остальные подачки Вирджиния сжигает на заднем дворе. Генри Солсбери не раз наблюдает ритуальное пламя из окна своего кабинета и многозначительно хмыкает. В следующий раз он добудет подарки, которые горят лучше - ему ещё удастся сделать ей приятно. Правда, что будет после?
Она растягивает медовую улыбку и целует его руку - так беззащитно и робко. Генри думает, что хочет обнять её, защитить и помиловать, но не может. Ведь мир зиждется на страхе, а она, глупая дурочка, не сможет найти в себе достаточно восхищения и любви, чтобы боготворить его без страха. Как и они все. Он не уверен, что это нужно ему самому, но она потеряет смысл. Потеряет смысл и потеряется сама где-то среди ярких мехов, золотых колец и тяжелых духов - среди всего того, что он не любит, но вынужден любить. Он так хочет, чтобы она осталась такой же невинной, терпкой и приторной, его девочка. Он отвратителен себе сам. Но как им жить дальше?
***
В общем, текст выглядит как пубертатные откровения 16-летней девчонки, знаю, привыкай. Но муть в моей голове лишь от того, что отношения у Вирджинии с отцом очень сложные - от презрения до обожествления. Тут тебе и старый добрый комплекс Электры, и куча других отклонений. Ви сама по себе - странное дитя, воодушевленное и скучающее, отчаянно требующее внимание, замкнутое и развращенное хуже обычного. У неё в голове целый сонм страстей, образов, иногда прекрасных и милых, порой жутких и пугающих, но суть одно - скажем спасибо папочке. Это Генри создал её такой всеми своими взглядами, молчанием, улыбками, своим постоянным отсутствием, золотыми горами и внезапными откровениями. Генри Солсбери - не плохой человек, но это не точно. Просто он пробирается по пищевой цепочке вверх и иногда забывает, где эта смутная граница между добром и злом, что естественно, а что противно. Вирджиния просто наблюдает за отцом, не понимает причин, но совершенно точно видит всю эту боль жестокости в его глазах, учится ей, неумело перенимает на женский лад, впитывает. Они вместе и при этом так одиноки - два человека, презирающие и наслаждающиеся собственным одиночеством.
Хочу раскопать всю суть их отношений до самого дна - там, где мерзко, противно и наверняка пахнет гнилью. Даже не подозреваю, что там ждет их на этой глубине, но это должно быть интересно.
/// about me
Немного о Вирджинии:
16 лет, мордашка Kristine Froseth.
Вирджиния — сладкий персик, но на поверку — неизбежно червивый.
Она тянет губы в безбожно-приторной улыбке, хлопает длинными ресницами и на ходу учится ненавидеть этот мир и вас всех. Получается пока нелепо, злость её кукольная, припадки страданий — наигранные, но малышка старается искренне. Зато улыбка выходит что надо — взрослые почему-то нервно млеют от ангела в клетчатой юбочке, мужчины при том спешно прячут руки в карманах. Джиджи ещё не понимает, как работает механизм человеческих пороков, как прокручивается эта дребезжащая машина греха, но оленьим взглядом фокусируется на деталях, выхватывает из кадра, монотонно пережевывает вместе с мятной жвачкой. Запертая в золотой клетке, которую собственноручно воздвиг папочка, она оказывается далека от сладких пороков юности — школа для девочек, особняк на отшибе мира, цепной пес Генриетта на страже порядка и девственности. Пока её сверстницы уже во всю познают запретные плоды, она с завистью закусывает губу в нежно-розовом блеске и ковыряет дыру в той теплице, где выросла. Теплица при том роскошная — с канделябрами, балдахинами и придурком-дворецким, который даже не смотрит в её сторону (она ещё не догадывается, какого труда и количества яиц, которые если что оторвет папочка, ему это стоит).
Вирджиния вязнет в густой скуке, которая как приторная патока тянется за ней всюду. Репетитор английского, уроки этикета, попытка сбежать, занятия танцами, попытка сбежать, класс фортепьяно, попытка сбежать. Её пичкают высоконравственными подкормками для хрупких цветочков, но не смекают, что только подкидывают ей три тысячи поводов для нелепых пиздостраданий. Джиджи злится, фырчит, топает ножками, которые вполне уже достойны внимания. Потом Джиджи запирается в ванной, и пока в одиночестве крутит перед зеркалом маленьким сладким задом, вынашивает план мести. Жертвой посчастливится стать кому угодно — горничная, молчаливая одноклассница, длинноногая мачеха. Невинные шалости со временем обретают вполне злостный умысел, но Джиджи хорошо усваивает урок — улыбайся им и хлопай, хлопай, хлопай ресницами.
***
За МакКонахи продам вам свою душу, за остальных впрочем тоже, но это не точно. На самом деле обсуждаема как внешность, так и начинка персонажа, готова лепить его по кусочкам вместе с вами, преданно закидывая новыми фактами. Не требую вообще ничего кроме интереса к персонажу и желания писать его историю. Не клянчу посты, не жду общения 24 на 7, веду себя хорошо иногда. Приходи, будем созидать и разрушать эти сладкие семейные узы.
